Текст Марии Терещенко по результатам круглого стола о будущем российской мультипликации.
Круглый стол про то «Какой должна быть русская анимация» прошел совершенно безрезультатно в контексте заявленной темы. Даже более того, на нем как бы было декларировано, что вообще тема эта не подлежит обсуждению, потому что любые разговоры о том, что кто-то нечто хочет от художника тем самым лишают художника свободы.
Чтобы избежать подобных же обвинений, я переформулирую. Какие пути развития (тематического, эстетического и пр.) кажутся мне наиболее перспективными и интересными для нашей анимации с точки зрения ее востребованности у нашего и международного зрителя.
Текст ниже – это исключительно мое личное мнение (ощущение) от наших и международных общественно-культурных процессов. При этом я заранее хочу извиниться за некоторую сумбурность – написать действительно складный, взвешенный, продуманный в каждом слове текст заняло бы слишком много времени (а у меня его на данный момент, увы, нет). Это сочинение выросло из комментария в одной закрытой ЖЖ-дискуссии, который меня попросили сделать публичным. И еще одно уточнение: оно касается скорее тех художников, которые считают актуальным для себя (или для индустрии) наладить диалог со зрителем. Я со своей стороны не считаю, что художник обязан творить для зрителя. Мне кажется, это предмет личного выбора. Но я знаю довольно много художников, которые хотели бы, чтобы их фильмы смотрели и любили.
Вообще-то, думаю, что Эндрю Стэнтону, цитата из которого разошлась в Интернете, и который вообще известен своим типа безразличием к зрителю (мне встречались куда более острые и даже хамские фразы его на этот счет), тоже не плевать на зрителя. Я думаю, что это такое кокетство от режиссера, чей фильм посмотрели много миллионов людей. Я знаю несколько художников, которым не интересен зритель. Например, таким был покойный Сэлинджер, который много писал и не публиковался. Например, таков Саша Соколов, который пишет в стол и не планирует публиковаться. Но мне кажется, что таких, в общем, не слишком много. С того момента, когда режиссер показывает свое кино за пределами семьи и дружеского круга, я автоматически начинаю считать, что определенное зрительское внимание его все же волнует.
1. Темы, проблемы, сюжеты
Интересно сразу посмотреть на действительно успешное наше полнометражное кино. Разумеется, это опусы Сельянова – и я сама долго задавалась вопросом, почему же зритель это все так любит (самый распространенный ответ: «потому что зрители идиоты» меня как-то не устраивает, уж простите). Думаю, со временем я поняла. Ровно после «Серого волка». СТВ-шные мультфильмы предлагают, в сущности, очень мрачную картину мира – здесь нет героев, благородство выглядит глупо, да и вообще все люди либо подлецы, либо идиоты. Эта картина мира очень сильно мне напоминает ощущения в нашем обществе. И, кажется, именно поэтому фильмы так популярны – они хоть и про сказочное прошлое, но в то же время про нас, про ту Россию, в которой мы живем.
Другое дело, что лично меня не устраивает – ни такая Россия, ни такое кино. Я не против того, чтобы в искусстве выражалась в том числе и фрустрация, но это все же фильмы для детей. Мне кажется, что вот мой конкретно ребенок достаточно этой фрустрации получит в настоящем мире, мне бы лично хотелось предлагать ему фильмы хотя бы чуть более идеалистичные, несущие какой-то позитивный мессидж. И мне кажется, сейчас главный вопрос состоит в том, как анимации от фрустрации пройти к позитивному мессиджу, не потеряв по дороге зрителя.
Мне кажется, для этого важно видеть и понимать, что ни одна позитивная идея сегодня не безусловна для общества в целом (даже если она безусловна непосредственно для автора фильма). Счет обнулен. Многие не уверены, что нужно рожать детей (огромны сообщества чайлд-фри), заводить семью, иметь друзей, любить кого бы то ни было, заботиться о ком бы то ни было. Все эти идеи нужно рассматривать и доказывать с нуля, чтобы они заработали.
Когда говорится, что у нас сегодня нет национальной идеи, это звучит печально, но за этой фразой скрывается нечто куда более печальное. У нас вообще сегодня стерта ценностная программа. И очевидно уже, что государство через свои институты ее не вырастит (вероятнее всего, просто не может, и потому, что такова власть, и потому, что устала наша страна от идей, выращенных государством, нет им веры). Поэтому художникам сейчас представляется замечательный шанс – наращивать постепенно те ценностные представления, которых сегодня не хватает. И начинать, как мне кажется, стоит с самых базовых. С того, что каждая человеческая жизнь важна (а это не очевидно, поскольку недавно была радио-передача о том, не следует ли убивать детей-инвалидов, и довольно много слушателей проголосовали за «постнатальный аборт»). С того, что нужно уважать каждого человека (разве это очевидно сегодня? в Москве я вижу эту какую-то дичайшую ситуацию, например, с дворниками-таджиками, бессловесными от своего к тому же незнания русского, спихнутыми жить в какие-то сараи и пинаемыми-презираемыми прекрасными москвичами, живущими в своих чистеньких квартирах).
Другая вещь — важность человеческих связей. Вот такая простая штука как семья. Сегодня в России на женщину приходится 1,5, кажется, ребенка. А это значит, условно, что каждая вторая (третья) женщина не рожает детей. В этом смысле хорошим мне кажется проект «Папины дочки» (недаром, кстати, его купили куда-то за рубеж). Он ведь как бы не восхваляет семью и во многом показывает, какой это кошмар, все это общежитие, и в то же время прекрасно отстаивает семейные ценности. Еще одна тема – дружба. Мне она кажется крайне важной. У современного ребенка есть компьютер, который всегда френдли, зачем ему друзья, с которыми столько проблем. Я помню свое детство – как много было всякого, воспевающего дружбу. А сейчас – ну да, «Смешарики» и «Лунтик» как-то так об этом говорят. Но опять же они рассматривают дружбу в каких-то параллельных вселенных. А что такое дружба именно в нашем мире? У тех, кто сегодня является детьми? Когда, в общем, нет уже всех этих дворовых братств, школа превратилась в какой-то адский загрузон, а все потребности в общении удовлетворяет онлайн?
Мне кажется, что отвечать на все эти вопросы важно и очень интересно. Но отвечать – серьезно. Не учить/лечить/воспитывать, а именно исследовать, пытаться понять, найти какое-то жизнеутверждающее решение. Более того, мне кажется, что практически только художники способны сегодня всерьез работать с ценностным кризисом, поскольку рациональные аргументы уже все исчерпаны и изношены – и в силе остаются только интуитивные, тонкие, эмоциональные моменты, с которыми именно и умеют обходиться художники (в широком понимании этого термина).
Я недавно смотрела масштабную работу Марцела Янковича «Трагедия человека». Это анимационная экранизация известной венгерской поэмы XIX века. Очень актуальная. Там 2,5 часа рассказывается о том, что жизнь – абсолютная дрянь, последовательно развенчиваются все идеалы, а потом за оставшиеся 10 минут фильма предлагается мощнейший позитивный заряд, идея, которая, по мнению, авторов дает смысл человеческому существованию. Это сложное и спорное во много кино, но очень актуальное, поскольку в нем есть предельная честность.
И да, я думаю, что честность – это главное качество, которое нужно сегодняшнему режиссеру, если он хочет найти общий язык со зрителем. Никому не нравится жить разочарованно и фрустрированно, но люди не готовы больше обманываться. Если предложить им честный и серьезный разговор, если вместе с ними начать исследовать ситуацию и искать в ней какие-то позитивные моменты, зритель пойдет с вами.
2. Герой
Понятно, что героя сегодня у общества тоже нет. Поэтому и в кинематографе найти его очень сложно. Абсолютно положительный образ уже не работает. В него не хотят верить. Как мне кажется, есть две ситуации с героем, которые показали себя продуктивными. Первая – это «Смешарики», где нет одного героя, а есть разные типы, каждый по-своему очень несовершенный, но в точке их встречи находятся правильные поступки, идеи, позитивные мессиджи. Что до героя нашего времени, то я бы назвала им Машу из «Маши и медведя». Мне кажется, именно тем она и приглянулась обществу, что у нее нет принципов, она фактически (в силу своего возраста) не различает добра и зла, но при этом несет в себе мощный жизненный заряд, как бы утверждая этим ценность жизни, ценность спонтанности, веселости, живой энергии.
Если оглянуться на западные образцы, то сегодня наиболее актуальной и востребованной кажется позиция студии DreamWorks. Я думаю, именно в этом их главное достижение и секрет популярности – в новом типе героя. Посмотрите на Шрека, Панду, Иккинга (из «Как приручить дракона»). Все эти истории – про то, что самодовольство, самоуверенность, устойчивая ригидная позиция – это зло. А добро – в открытости миру, в непосредственности, в способности к спонтанному, живому, неотравленному стереотипами восприятию.
И здесь я вижу параллель с нашей Машей. И мне кажется интересным развивать именно такой тип героя, сдвигая его в сторону уже исследования морально-нравственных вопросов. Но мне кажется очень важным, чтобы исследование это проводилось с чистого листа, и понимание не спускалось сверху, а приходило к герою через собственный опыт. (Хочу оговориться, я не предлагаю менять именно Машу, я имею в виду новых героев).
Другое направление связано с деконструкцией стереотипов. И в этом смысле тоже был бы интересен свежий взгляд на всякие разные вещи. Что-нибудь типа Южного парка, но куда более мягкое. Не жесткая сатира, а мягкая ирония.
3. Эстетика
Я вижу сейчас два основных направления. Это либо подражание Голливуду. Либо попытка заигрывать с национальными орнаментами (или, может быть, с ретро советского образца). Первый путь мне кажется тупиковым – как Голливуд мы еще долго не сможем. Второй… мне надоело. Меня раздражают нарисованные люди в лаптях. Я нормально отношусь к фольклору, но сколько ж можно.
У России довольно богатая культура, в том числе художественная. Мне кажется, что вполне возможно сформировать более интересный национальный язык. Мне вот вполне нравится, как это сделали французы (я не говорю, что мне нравится эстетика всех их фильмов – тут по-разному, иногда по мне сладковата – но мне нравится, как ловко они ее выработали). Их почерк вполне узнаваем, хотя режиссеры прибегают к разным стилям. И мне кажется, что поиск новой эстетики для сериальной и широкопрокатной русской анимации мог бы стать предметом экспериментов в короткометражном кино. Собственно, это мы видели во Франции.
И, в частности, мне кажется интересным и продуктивным несколько подвинуть представления о «хорошем вкусе». Мне кажется, что эстетика, как и этика, должна сегодня становиться предметом исследования. Мне кажется, что, возможно, не стоит так уж жестко упираться в представление о хорошем вкусе, а действительно — уже в рамках как раз экспериментального сектора — искать каких-то новых художественных форм. Возможно, рискованных, неожиданных. Поскольку русско-анимационное представление о хорошем вкусе немного устарело. Во всяких других видах искусства в мире уже приняты несколько другие конвенции. Какая-то более обостренная эстетика. И если вы помните, например, в «Бойцовском клубе» там есть вся эта тема про мебель Ikea — про то, что это пошло. Вот мы сейчас — мы еще не там, но как-то близко — находимся в той точке, где наш хороший вкус, то, что у нас считается бонтонным и изысканным, со стороны мирового прогрессивного сообщества выглядит порой почти пошло.
4. О современности
Меня очень печалит, когда я вслушиваюсь в разговоры аниматоров и понимаю, что слово «современный» зачастую становится в них синонимом слова «плохой». Или когда уважаемый режиссер объявляет злом стремление к новому.
Я как зритель хочу видеть современное кино. Кино с модным дизайном, с интересным осмысленным монтажом, снятое на современную технику и показанное на большом цветном экране (а не на ч/б телевизоре, который нужно смотреть через лупу).
Но еще важнее для меня, чтобы кино было современным по своей сути. Чтобы оно касалось моего сегодняшнего дня. Я не против вечного. Но в тех случаях, когда речь не идет о моей профессии (то бишь анимации), я предпочитаю читать/смотреть о вечном проверенное. Вот известный режиссер говорит: надо ориентироваться на классику. Ну, да, возможно. Но и я тогда тоже склонна ориентироваться на классику.
Мировая культура огромна. Если вы снимаете о вечном и вневременном, то, вероятнее всего, я назову сразу 100 старых фильмов, в которых о том же рассказано лучше. Если именно классику мы ставим во главу угла, то и смотреть я буду классику, и сначала пересмотрю те 100, а уж потом, лет через 50 дойдет, глядишь, дело и до вашего произведения. Хотя, вероятнее всего, не дойдет, поскольку уже давно слишком всего много, и жизни человеческой не хватит, чтобы прочитать/посмотреть/увидеть/услышать то стоящее, что уже существует в культуре.
Другое дело, если вы снимаете о сегодняшнем дне и на сегодняшнем языке. Тогда мне интересно. О сегодняшнем дне я хочу посмотреть сегодня, поскольку у меня есть куча неразрешенных вопросов, они меня именно сегодня тревожат, и мне бы хотелось их обсудить. Поймите правильно, говоря «снимаете о сегодняшнем дне», я не имею в виду, что действие фильма должно происходить в Москве-2012. Оно может происходить на другой планете или вообще в мире вашего воображения. Вопрос опять же в темах, мотивах, героях, проблемах.
Мне кажется, что для художника сегодня — и для русского художника в первую очередь — самый плодотворный путь — это путь отказа от устоявшихся представлений. Это о том, чтобы забыть свои знания о мире, перестать учить, перестать назидать, а начать открывать мир заново, заново находить истинный смысл и сущность всех вещей, понятий обычаев. Мне кажется, что тогда зритель поверит и пойдет с вами.
Конечно, если мы считаем, что искусство не развивается, то обо всем можно забыть. Но, как мне кажется, искусство определенным образом сдвигается. То есть это не прогресс в научно-техническом смысле. Но искусству нужны новые способы говорить о вечном, потому что старые постепенно перестают работать. А потом снова начинают. Это такой своего рода танец. Можно сколько угодно ругать постмодернизм, но его задачей было вернуть смысл словам, и он эту задачу исторически выполнил. Так что на смену постмодерну пришло новое культурное детство (ну, то есть много что пришло, но в том числе и оно).
