У анимационного режиссера Святослава Ушакова интересная профессиональная судьба. Он начинал в 1990-х на студии «Пилот» у Александра Михайловича Татарского, создавая знаменитые «Лифты» и короткометражку «Раньше я жил у моря» (мастерская Федора Савельевича Хитрука), потом несколько лет поработал в Америке, а вернувшись в Россию, сделал один из самых успешных полнометражных мультфильмов нулевых «Звездные собаки Белка и Стрелка». Обо всем этом, а также о том, почему не получилось русского «Ранго», Святослав Ушаков рассказал корреспонденту kino-teatr.ru Марии Терещенко.
Слава, знаете, это редкий случай для России, чтобы режиссер авторских короткометражек снял бы полный метр, да еще успешный. Как это вышло? «Звездные собаки Белка и Стрелка» — ваша идея?
Идея не моя. Я делал на ЦНФ свой авторский фильм «Два итальянца». И в это время у продюсеров как раз сформировался замысел «Белки и Стрелки». У Сергея Зернова в первую очередь. И Николай Маковский, наверное, полгода меня уговаривал взяться за этот проект. Я долго не соглашался. С одной стороны, я не был уверен, что получится. «Белка и Стрелка» были для меня первым опытом работы на полном метре, а это другой объем, другая драматургия. Это тебе не десятиминутное кино, в котором ты делаешь, по большому счету, все, что захочется. К тому же на старте были проблемы со сценарием. А вот эскизы были сразу хорошие и, наверное, они-то меня и купили в первую очередь.Саша Храмцов создал прекрасных персонажей, а Степа Грудинин — замечательную атмосферу. Потом мы долго переделывали сценарий — с одними сценаристами работали, потом с другими, потом, наконец, появились авторы, с которыми мы вместе смогли это довести до ума… И начали проект. То есть я втягивался в него целый год.
Каково это – работать в России на полнометражном фильме?
В том, что касается организации, мы довольно быстро вышли на хороший уровень. Команда была классная: замечательный микроклимат, люди друг к другу относились хорошо, никаких этих сумасшедших интриг не было.
Но помимо организационных моментов есть еще и финансовые. Бюджеты русской анимации несравнимы с голливудскими, а качество зрители хотят увидеть такое же. Как вы справлялись?
С трудом. И по картинке видно, что мы не везде вытягивали. То, что сделано (и это, с одной стороны, хорошо, а с другой – печально), сделано на очень высоком энтузиазме. Люди очень истово работали, им было интересно, они фанатики, и это сыграло большую роль. Но и ставить продюсерам в упрек то, что деньги небольшие, невозможно. Нельзя сравнивать наши бюджеты и американские. У нас ситуация немножко другая. Если делать фильм дороже, чем за три миллиона, то ты попадаешь в зону риска, когда довольно сложно будет эти деньги вернуть и выйти в ноль хотя бы. Ведь, помимо производства, есть другие затраты: реклама, копии. А структура кинотеатральная у нас не так развита, как в Америке. Так что наши реальные бюджеты в российской полнометражной анимации, и сейчас остались примерно такими же: больше, чем за 4 миллиона сложно с кем-то договориться.
А сколько нужно было в идеале?
В идеале, чтобы совсем все было замечательно: поставить полное программное обеспечение, нанять профессионалов и работать не думая… мы считали, что это должна была быть сумма в 7-8 миллионов. (это возможно для совместных проектов)
Было много разговоров о том, что привлекались аниматоры из Индии, правда ли это?
Привлекались, но индусы сделали 5 или 10 процентов от фильма, не больше. И не сказать, чтобы это был удачный опыт. Для того, чтобы получился грамотный аутсорс («аутсорсинг» — использование внештатных ресурсов. – М. Т.), недостаточно с кем-то договориться и утрясти финансовую сторону. Должна быть сильная команда, которая выезжает на место и почти живет там. На «Белке и Стрелке» мы себе этого позволить не могли, все решалось дистанционно, и это была настоящая битва. Мы с Инной Ивланниковой «вели» индусов, пытались им объяснить задачу, разжевывали каждую сцену, плясали перед камерой, показывали все в лицах, они радостно кивали головой, все старательно записывали, но когда приходил материал, нам очень много приходилось исправлять, вплоть до того, что некоторые сцены мы просто закрывали и делали заново сами.
Плюс, если занимаешься аутсорсом, нужно делать препродакшн уже изначально в расчете на то, что этот аутсорс будет. Все должно быть прописано до мельчайших деталей. У нас этого не было, и сцены, которые присылали индусы часто, на мой взгляд, носили ярко выраженный этнический характер. На некоторых эпизодах я хохотал до слез, потому что нашим собачкам не хватало только красной точки на лбу — и впору уже танцевать индийские танцы.
Так что работали мы с индусами долго, но сделали не много. К тому же мы не давали им игровых сцен, только динамичные эпизоды: пробежки, погони. А вся «актерская» игра сделана нашими аниматорами. Поэтому неприятно было потом, когда говорили: «А при чем тут российская анимация? Кино все индусы сделали». Это не так. И я чуть не по каждой сцене могу сказать, кто именно из наших ее сделал.
Я понимаю вашу гордость за наших аниматоров, но все же жаль, что совместная работа не очень задалась. Если посмотреть на практику других стран, то можно увидеть, что сейчас бОльшая часть анимационных проектов делается либо как совместное производство, либо с привлечением аутосорсинга (в основном Кореи, Китая, Индии). А у России все как-то не очень получается в этом смысле.
Нет, и в России такая практика есть. Я знаю, что компания ArtPictures, например, сотрудничает сейчас с французами, и все сращивается нормально. Хотя проект пока на уровне разработки и договоренностей. У «Маши и медведя» сейчас речь идет чуть ли не о том, чтобы в Лос-Анджелесе открыть филиал и адаптировать проект для американского рынка. Так что и для нас это становится нормальной практикой. Просто нужно больше опыта, чтобы заранее понимать те проблемы, с которыми придется столкнуться.
Вы обмолвились, отвечая на первый вопрос, что у вас будто бы были сомнения в своих силах сделать полнометражный фильм. Тем не менее, насколько я знаю, вы и до этого планировали работать над полным метром. Это был анимационный вестерн, и даже был готов уже пилотный ролик, который как две капли воды похож на фильм «Ранго», однако сделан был задолго до выхода этого фильма (ролик можно найти на сайте http://www.slavaushakov.com в разделе movies). Это ведь не может быть совпадением?
Это не совпадение. Этому нашему сценарию уже лет 10. А разработкам – лет 8. Мы сделали пилот со студией «Улитка» — с Анжелой Петросян. Персонажей разработали, Миша Бижуткин там участвовал вовсю, Игорь Кудрявцев строил нам замечательные модели персонажей. Более того, у нас была договоренность с Лос-Анджелесом, с компанией Sony, которые готовы были подключиться сразу, как только мы начнем. Но мы никак не могли здесь запустить производство. И вот я, наконец, договорился по поводу финансирования начального этапа, прибегаю на «Улитку», говорю: «Все, супер, ребята, завтра уже подписываю договор и начинаем». А Анжела мне отвечает: «Пойдем, я тебе одну вещь покажу», — и она мне включает Youtube, и я там вижу пилотный ролик «Ранго», который даже начинается точь в точь как наш: сапоги крупным планом, ящерица идет по пустыне в гавайской рубашке, ковбойский городок в пустыне…
Не знаю точно, как это вышло. Видимо, информация как-то осела в Лос-Анджелесе, когда мы представляли там проект. Мы обошли много студий, чтобы найти партнеров.
То есть одна из студий посмотрела на ваш проект, а потом сделала такой же?
Не совсем так. С той студией, которая делала «Ранго», мы непосредственно не общались. Иначе бы такого не произошло. Американцы – народ щепетильный. Прежде, чем вообще смотреть проект, они спрашивают, зарегистрирован ли он, потом могут даже подписать бумагу, что они видели материалы. Для них очень важно обезопасить себя, чтобы потом не было подозрений, будто они забрали чужой проект. Так что я не знаю точно, как это получилось. Но там все. Ящерицы, пустыня, основной герой — раздолбай. У нашего была немного другая предыстория, но главный принцип адаптации тепличного существа в жесткой среде – у нас тоже был. Тема с водой, тема с бандитами. Ужас. У меня была истерика несколько месяцев, меня срубило, я ничего не хотел делать. Но с другой стороны, у Вербинского другое кино. Мы хотели делать чистый вестерн, прям по законам жанра. А в «Ранго» понамешано всего, отсылки к фильмам, пародии.
Не хотите в суд на них подать?
Надо было идти в суд, конечно. Но мы опоздали. Многие мои друзья московские, в том числе мощные профессионалы, которые имеют практику судов с американскими студиями, говорят, что надо начинать до выхода фильма. Если уж так произошло, то хотя бы договориться и получить денег, чтобы потом другой проект запустить на эти деньги. Я был за, я бы пошел. Но я не мог один принимать такое решение. А остальные не захотели, понимая, что это будет длиться не один год, отнимет кучу нервов…
Вы пожили в Америке, почему вернулись сюда, почему?
Закончилась работа, я еще год или два прыгал и скакал по разным студиям, был какой-то фриланс, какая-то муть, и я устал. Потом поддался уговорам друзей, вернулся сюда, и начал работать по-человечески. Здесь стены помогают. И не нужно ничего доказывать. Все друг друга знают, и если есть, что делать, то можно этим спокойно заниматься.
Понятно, что там что-то нужно доказывать, но, может, это и хорошо? Может, это стимулирует профессиональный рост?
Это очень субъективные вещи. Клепать какую-то ерунду можно и там, а здесь точно так же можно держать профессиональный уровень. Но здесь есть разные варианты по работе, больше поля для реализации и можно самому решать, что хочешь делать. А там для этого нужно быть американцем, проработавшим на американском рынке столько, сколько мы здесь. Они лукавят, когда говорят, что им не важно, откуда вы. Стоит заговорить на русском-американском, и они очень напрягаются.
Имея возможность выбирать на русском рынке труда, что вы выбрали? Чем сейчас занимаетесь?
Детский сериал про паровозики. Очень похоже на «Тачки», мир паровозов, и больше ничего нет. Будет 52 серий по 4 минуты.
Есть знаменитый сериал «Чаггингтон. Веселые паровозики».
Да, но это другое. Наши паровозы очень вольно себя ведут. Мы решили не ставить их на рельсы, потому что это неудобно, скучно и создает много проблем с ограничением движения.
И что за студия выпускает сериал?
Основная – «АА студио». Это их первый проект. Плюс мы работаем еще с тремя студиями, но это аутсорс: есть из Казани ребята, есть из Киева и есть из Еревана.
С нашими и бывшими нашими соотечественниками проще работать, чем с индусами?
Проще, конечно, потому что нет языковых барьеров. И к тому же на этот раз мы подготовили материал, как нужно. Сделали style-guide (руководство, в котором описаны все стилевые элементы фильма. – М. Т.), чтобы не объяснять по сто раз, как и что должно выглядеть. В этом style-guid’e не только имиджевые картинки, но и описание поведения, ракурсы. И все равно есть проблемы. Это ведь анимация, и там очень много случайных вещей.
Сколько уже готов эпизодов?
Сейчас 15. И еще 37 в работе. Я думаю, что если все будет хорошо, то в январе мы должны будем выйти.
А почему такие короткие эпизоды — 4 минуты?
Мы специально делали под «Спокойной ночи, малыши!» Мы долго разговаривали со сценаристами и выводили их на нужный уровень. Сценаристы – народ замороченный, они хотят в 4 минуты вложить всю историю человечества. Но в результате, на мой взгляд, там получились довольно интересные истории: простые и прозрачные.
К авторским короткометражкам не собираетесь возвращаться?
Не знаю пока. У меня есть желание это делать, но совершенно нет времени. Сейчас я на сериале. И я не оставляю идеи сделать еще один полный метр. Ящерица убежала, но у меня есть один проект, мы сейчас его пишем с моей хорошей знакомой сценаристкой. Мне это сейчас интереснее, чем авторские короткометражки. Это сложнее и в этом больше кайфа. А авторские я делаю для своей дочки, отсылаю ей, чтобы посмеяться. Вообще проектов много, но руки не доходят их кому-то показать.
Вы настоящий «пилотовец» — энергичный, фонтанирующий идеями… Скучаете по «Пилоту» 1990-х?
Да. Очень. Я «Пилот» часто вспоминаю. И очень рад, что у меня остались такие друзья оттуда. Наверное, это основные люди, с которыми я сейчас общаюсь – бывшая команда «Пилота». Многих раскидало по миру – Америка, Европа, Австралия. Пару лет назад в Москву вернулся Игорь Ковалев.
Про 1990-е принято говорить, что это было очень трудное и плохое время для анимации. Вроде как фильмов почти не было, денег не было, работы не было. Однако если посмотреть на сегодняшний анимационный день, я вижу, что очень много ныне активных и состоявшихся людей пришли в мультипликацию именно в 1990-е годы. Это люди разных возрастов, но их роднит нечто общее…
Да, может быть, другой подход, другое отношение к тому, что мы делаем.
Мы только пришли в профессию тогда, и в то же время стала поступать информация извне, так что мы все время смотрели какие-то фильмы, читали какие-то книги. И это было бешеное наслаждение — ощущение новизны, желание что-то развернуть и сделать. Такое ощущение свежего воздуха. Мы очень многие вещи забрали и по-особому через себя пропустили.
Люди, которые входят сейчас в профессию, наверное, через такое не проходят. Это как ощущение границ. Константин Райкин сказал как-то: «Сколько времени прошло, я езжу постоянно. Но когда я прилетаю во Францию, я внешне сдержан, а внутри ощущение «Я за границей!!!»». Есть это. А у молодых этого уже нет. Недавно слышал, как дети моих знакомых обсуждают: «Я не знаю, куда поехать учиться — в Испанию или в Швецию», — и я понимаю, что они не пижонят, что просто у них нет тех внутренних преград, которые есть у нас.
И еще это соприкосновение с новыми технологиями, которое мы пережили. Компьютеры, планшеты. Я сейчас чувствую себя каким-то динозавром, когда говорю, что мы старую анимацию делали на кальке, контуровали и заливали краской на целлулоиде. «На чем?» — спрашивают девочки-мальчики молоденькие. И я так понимаю, что незаметно-незаметно, перешел на другой берег. Мы ведь застали эту рукодельность. Я помню, как Олег Кузовков, который работал оператором на «Пилоте», колдовал под этим мультстанком. Выставлял свет, компоновал композицию на ярусах…каждый кадр – смена нескольких слоев целлулоида…Если ошибся, то переснимаешь сцену.
Все это особым образом нас сформировало. Получился такой коктейль, который я в себе ощущаю до сих пор. Помню, как мы делали презентацию своего проекта на CartoonNetwork, они смотрят, видят, что это делали не американские художники, но какой мы национальности, они с пяти попыток угадать не могли. Очень смеялись потом, когда им сказали, что проект сделали русские ребята.
Но кроме всего, в 1990-е было это желание достичь какого-то нового уровня качества – по сравнению с тем же даже советским периодом. Присутствовало очень высокое уважением к профессионализму, с одной стороны, а с другой стороны – стремление к тому, чтобы этот профессионализм не бетонировался.
Да. Мы не только авторские, но и коммерческие проекты так пытались делать. Все делали, кто во что горазд – «держите меня семеро», и среда не тормозит тебя, а наоборот. Какие клипы были! Я смотрю на некоторые сегодняшний клип, и вижу что он снят на трех планах, с трех точек за полтора часа. И ничего не нужно. Клево все: нарезали, перемешали, поставили – и всем нравится. А тогда во всем был эксперимент. Даже к музыкальным клипам и рекламе подходили как к творчеству, как к пробе пера, это было интересно. Сейчас же все жестко: работа с клиентом, анализ задач.
И к чему, по-вашему, приведет этот анализ задач? Что будет, как вам кажется, с нашей анимацией?
Я, как оптимист, надеюсь, что все будет развиваться. Мне не хочется думать, что все умрет, и что все погибнут, и что творчество пропало. Нет, я думаю, что творчество просто меняется, становится другим. Люди, которые работают сегодня, имеют хорошую культурную память, но уже относятся к анимации по-хорошему как к бизнесу. Они не могут видеть в этом только творчество. Потому что иначе ты снимаешь 20-30 неформатных авторских проектов, которые не берет ни один канал, и потом задаешься вопросом: «Как сделать так, чтоб твои работы увидел массовый зритель?»
Конечно, сейчас, очевидно, изменится система государственного финансирования, но это тоже не трагедия. Думаю, если будет еще 2-3 успешных коммерческих проекта, то это послужит примером, поводом и катализатором для людей из большого бизнеса со стабильным доходом, чтобы входить и в анимационное производство. И думаю, что они не прогадают. Потому что в анимации сегодня совершенно вменяемые люди, даже те, кто сейчас снимает экспериментальное и авторское кино. Когда человек имеет возможность делать кино для экранов, он прекрасно понимает посыл: это не самоудовлетворение, а разговор со зрителем и потребителем.
Сейчас такой период, когда налаживается диалог: инвесторов с аниматорами, аниматоров со зрителями и так далее. И этот диалог действительно налаживается. Поэтому, думаю, все будет хорошо.
