Пограничные творения будут размывать норму. Мир анимации усложняется. И это здорово, несмотря на все возникающие трудности. Важно, чтобы не появилось гетто с «неудобными» работами, чтобы не происходило отторжения эксперимента и поиска со стороны ядра анимационного сообщества.
Фестиваль во французском городе Анси примечателен не только тем, что он является старейшим профессиональным анимационным смотром в мире и крупнейшей площадкой по обмену опытом и переживаниями между профессионалами мультипликации. Анси дает отличный срез текущего состояния отрасли и зачастую задает смыслы и тенденции анимации на ближайшую перспективу. Так, например, некоторое время назад произошло с анимадоком, который именно через площадку Анси был признан важной составляющей мейнстрима авторской анимации.
Трактовка реальности со стороны фестиваля происходит не только на уровне предварительной селекционной работы и окончательных результатов конкурса. Важными составляющими политики того же Анси являются выбор страны-партнера фестиваля и основных тем панорамного показа.
Выбор страны-партнера фестиваля в Анси приводит к большому количеству ретроспектив как всей национальной анимации, так и доминантных фигур внутри. Иногда страну выбирают по принципу юбилейных лет (например, столетие анимационной традиции). Иногда – по принципу открытия заповедных территорий. Так обстояло дело с Индией, фокус на которой был несколько лет назад. В этом году Анси «оккупировала» Польша, что, на мой взгляд, стало совершенно неслучайным выбором.
Пересменка арт-директора фестиваля, о которой я уже несколько раз рассказывал, не проходит бесследно. Новый куратор смотра канадец Марсель Жан известен своей любовью к экспериментам и пограничным состояниям анимации. Собственно, эти пограничные ситуации и стали главной темой Анси-2013. Несколько панорам было посвящено теме «новых территорий» — размыванию границ анимационного искусства, стыковке анимации с марионеточным и кукольным театрами, теневыми постановками, фотографией, видео-артом и кино. Польские ретроспективы, формально независимые от данной темы, также подтверждали проблему анимационной идентичности. К примеру, работы польского классика Збига Рыбчинского являют собой пример неразделимого сочетания анимации и видео-арта.
Опыт режиссеров игрового и документального кино, решающихся на эксперименты с анимацией, зачастую усиливают подвижность границ. Использование компьютерных технологий, активная начинка «большого» кино спецэффектами приводит к спорам об видовой идентификации фильмов.
Уже мало кого удивляет факт регулярного появления фильмов, идентичность которых будут затрудняться определить даже специалисты. Работы, получившие первые призы на одних анимационных фестивалях, могут быть не допущены в конкурс на других исключительно из-за сомнений в принадлежности к мультипликации. Не спасают даже статусы площадок. К примеру, отличный чешский фильм «Последний автобус» Мартина Снопека и Иваны Лаучиковой получил награды на фестивалях в Штутгарте и Клермон-Ферране, что лишь усилило волну критики к этому кино. Причиной стало именно трансграничное состояние работы.
Отдельную дилемму вызывают опыты в видео-арте, также приводящие к ликвидности границ искусств. Например, работа российского видео-художника Дмитрия Алексеева «Абстракция?» вошла в основной конкурс прошлогоднего Загребского фестиваля. При этом, в фильме мы видим фактитески лишь замедленную макросъемку объекта с постепенным переходом от крупного к общему плану.
Проблема с идентификацией произведений стара, как мир, возникнув еще на заре кинематографии. Те же фильмы Мана Рэя очень часто включают в себя эксперименты как в кино, так и в мультипликации, и строго идентифицировать их по виду будет затруднительно.
На анимацию обращают внимание не только кинематографисты, но и художники, что также часто приводит к созданию пограничных форм. Работа Анри Шопена «Ночная рыбалка», созданная в 1957 году и входящая в основную экспозицию Центра Помпиду, представляет смесь кино и анимации, неочевидную в своем статусе.
Много вопросов вызывают работы популярного современного художника Стена Брекиджа, активно работающего с анимационными техниками. Находящиеся на грани профессионализма, если рассматривать их с точки зрения анимации, мультипликационные работы многих современных художников при этом могут быть высоко оценены арт-критиками и художественной средой. Что также является ощутимым вызовом.
Когда «Танго» Рыбчинского получило гран-при Анси и завоевало Оскар, это повлекло ожесточенные дискуссии о том, является ли этот фильм анимационным. Сейчас ни у кого не вызывает сомнений статус этой работы, как и, думаю, не возникнет подобных сомнений при просмотре гран-при этого года, режиссером которого является канадец Крис Ландрет, известный своими экспериментами с пограничными состояниями анимации и практически не изменяет своему стилю, ярко проявленному еще в «Танго».
Тот же Рыбчинский, изучая пространство социума и человеческих контактов, постепенно стал приверженцем больше видео-арта, нежели чисто анимации. Что делать любителям анимации, считающим Рыбчинского своим парнем?
Люди, изучающие современное состояние анимации и интересующиеся его развитием, все чаще вынуждены обращать внимание на смежные виды искусства. Пограничные состояния только усиливаются. Границы размываются. Традиционные критерии идентификации перестают действовать. Появление новых технологий усиливает андрогинность форм.. Ярким примером последнего является развитие «захвата движения» (motion capture). «Смурфики» или тот же «Аватар» — это игровое кино или мультфильм?
Аниматоры давно пользуются технологями, способными размыть границы творческого поля. Отличным примером этого является ротоскоп, принципы которого, такое ощущение, сейчас начинают переживать свой ренессанс.
Пограничные творения будут размывать норму. Мир анимации усложняется. И это здорово, несмотря на все возникающие трудности. Важно, чтобы не появилось гетто с «неудобными» работами, чтобы не происходило отторжения эксперимента и поиска со стороны ядра анимационного сообщества. Новые направления вначале могут отталкивать, как это происходило, к примеру, при появлении компьютерной анимации. Но они могут дать прекрасные плоды и усилить «цветущую сложность» анимационного искусства.
Очень важно обращать внимание на опыты коллег и соседей. Нужно быть более снисходительными к людям, строящим мосты между искусствами. Кстати, российским профессионалам и зрителям недостает этой лояльности и терпимости к новому. Примеры отношения отечественной профессиональной среды к работам Ирины Евтеевой или Олега Куваева показывают, что у нас отлично функционирует система «свой — чужой», отвергающая, жестко не признающая любые ростки «инаковости». Что сильно обедняет и ослабляет всю профессию. А ведь это может быть отличной подпиткой в развитии.
Уже сейчас чувствуется невидимая граница между создателями короткометражных «авторских» работ и представителями рынка мобильного и игрового контента. Интересно, многие участники Суздальского фестиваля знают, что такое NARR8? Не уверен.
А ведь если российская анимация как сообщество не будет впитывать опыты соседей по искусствам, следить за видео-артом и спецэффектами, обращать внимание на игровой и мобильный рынок, то рано или поздно она превратится в резервацию угрюмых традиционалистов, не понимающих и не чувствующих контекста времени.
Очень не хочется такого финала.
P.S.: Среди награжденных в Анси фильмов примечательна австрийская работа «Посягательство» /Trespass/ Поля Веннингера. Главный герой этой работы свободно перемещается по совершенно непересекающимся в реальности пространствам. Фактически, методом фотографии и пиксилляции показана возможная судьба Творца в мире размытых границ анимационного искусства.
Паша Шведов
